Максим Винярский: Чувство, охватившее комиссию, больше всего напоминало страх

Как активист «Европейской Беларуси» напомнил чиновникам о Гончаре, Красовском и Захаренко.

Один из координаторов гражданской кампании “Европейская Беларусь” Максим Винярский рассказал в “Фейсбуке” о том, как пообщался с избирательной комиссией 104 округа в Минске:

“Вчера я побывал на заседании избирательной комиссии 104 округа.

Обсуждался вопрос о пикете “Европейской Беларуси” около отеля “Мариотт”, который прошел 7 октября.

Член избиркома, с типичными повадками мента, тоном, полностью соответствующим этим повадкам, заявил о том, что “Максим Александрович на своей страничке “Вконтакте” разместил информацию следующего содержания” и зачитал мой пост, посвященный пикету по сбору подписей у отеля “Мариотт” сделав изрядные купюры.

Затем он сообщил, что выехавшие на место члены комиссии не обнаружили пикета по сбору подписей, а обнаружили “плакаты совсем другого содержания”. Предъявив для доказательства черно-белые распечатки фотографий пикета, на которые по странному совпадению не попал установленный щит кандидата от “Европейской Беларуси” Василия Жорова, хотя и попали иные стенды с пикета.

Далее тот же член комиссии предложил просмотреть на ноутбуке видео, запечатлевшее мое обращение к гостям Минского форума 2019, для демонстрации того, какие именно “лозунги” звучали на пикете.

Видео, длиной не более полминуты, содержало отнюдь не “лозунги агитационного характера”, как утверждал член комиссии, а напоминание о пропавших: Викторе Гончаре, Анатолии Красовском и Юрии Захаренко, а также оценку двадцатипятилетнего правления диктатора Лукашенко и призыв не становиться его соучастником. Чувство, охватившее комиссию при просмотре этого видео, больше всего напоминало страх.

Казалось, они ожидают, что с ними сейчас что-то сделают лишь за просмотр этой ужасной крамолы. Наконец, дождавшись окончания речи члена комиссии, я взял слово и ответил на все звучавшие претензии.

Отметил и наличие легального пикета на территории 105 округа, и право давать оценочные характеристики происходящему в стране, и то, что комиссии не стоит выходить за рамки своих полномочий и подменять собой иные органы, бросаясь оценками в адрес моего выступления.

Как минимум, один мужчина из комиссии мое мнение разделил. И даже призвал остальных не делать чужой работы, не подставляться вместо Центрального района, кидаясь выполнять их грязную работу. Впрочем, остальные прислушаться не пожелали. Одна из участниц открыто заявила, что усматривает в моих словах сразу и покушение на государственный строй, и оскорбление должностного лица (стыдливо оное не назвав), и добавила, что на случай реакции силовых органов комиссия тоже обязана отреагировать.

В воздухе отчетливо запахло собраниями образца 1937-1938 годов, где таким же образом, теряя от страха достоинство и разум, размежевывались с чуждыми элементами и отделяли от здорового коллектива несогласных. Дальше предупреждения у комиссии дело не пошло. В воздухе же повис один вопрос: на момент заседания комиссии кандидата, выдвинувшегося сбором подписей, в моем лице уже не было, так как я их в избирком не подавал; регистрации же как выдвинутый от партии кандидат я пока не имею, следовательно тоже еще не существую – кому же тогда предупреждение?

На этот вопрос ответа нет и до сих пор. Зато есть ответ на вечный вопрос «что делать?». Прежде всего – называть вещи своими именами. Это хотя бы сохранит остатки чести, разума и достоинства, а возможно, и поменяет ситуацию в стране, если это станут бесстрашно делать все”.