После войны всегда бывает трибунал

Ни жертвы, ни убийцы не останутся безымянными.

Это война. Почти хрестоматийная – с оккупационной администрацией, с невинными жертвами, с полицаями, с заградотрядами, с публичными казнями и пропагандистским враньем. Мы на этой войне – не солдаты. Мы – то самое мирное население, которое оказалось в зоне оккупации. А мирному населению на такой войне нечасто удается сохранить нейтралитет: оно уходит или в партизаны, или в коллаборанты.

С коллаборантами все просто: они изо всех сил делают вид, будто ничего не происходит и жизнь в стране не меняется. Ходят по ресторанам и торговым центрам, делают селфи в фитнес-клубах и барах, обвиняют тех, кто носит маски, в паранойе, и всячески поддерживают пропаганду. Партизаны же шьют маски, развозят горячие обеды по больницам, покупают за свои деньги средства защиты для врачей, пишут правду в независимых медиа и социальных сетях, продираясь сквозь липкую паутину пропагандистской лжи. Кстати, переход из коллаборантов в партизаны вполне возможен. Это происходит не потому, что кому-то внезапно после третьего коктейля в полупустом баре вдруг открывается истина, а при драматических обстоятельствах, когда коронавирусом заболевает кто-нибудь из близких. И тогда бывшие коллаборанты с неистовством неофитов врываются к партизанам, требуют обеспечить их самой трудной работой и искренне не понимают, как они прежде могли так заблуждаться. А вот обратный путь – из партизан в коллаборанты – невозможен ни при каких обстоятельствах.

Не знаю, сколько продлится эта война. Не знаю, с какими потерями мы ее закончим. Зато знаю, чем нам с вами предстоит заняться после войны: увековечением памяти погибших. Сначала это было смутное, пунктирное, абстрактное ощущение – «нужно что-то сделать для мертвых!», – а потом был пост Виктории Дашкевич, дочери актера Коласовского театра Виктора Дашкевича. Виктор Николаевич стал первым умершим от коронавируса белорусом, чье имя оккупационным властям не удалось сохранить в тайне: слишком известный человек, слишком смелые для нашего времени родственники, слишком громкая трагедия. Спустя месяц после его смерти дочь Виктория написала в Фейсбуке:

«Хреновый ты доктор, время. Или, может, я плохой пациент. Надо перестать копаться в семейных архивах. Или хотя бы в собственной памяти. Перестать пересматривать видео. Отключить мозг. Сегодня мой «бедолага, который не выдержал» сыграет «Квартет». Один из самых любимых моих спектаклей. Только дают его в непривычное время, 20.10. И не в драме, а на телеканале «Витебск». Но вариантов у меня нет. В небесном театре у него будут не менее звездные роли. Партнеров там уже немало».

А ведь точно. Заслуженного артиста, сыгравшего в одном из лучших отечественных театров десятки ролей, усатый полицай назвал после смерти «бедолагой, который не выдержал». Все коллаборантские медиа это с удовольствием транслировали и аплодировали. А после «бедолаги» был просто «этот»: «Спрашиваю губернатора: ну почему у тебя этот умер?» А дальше были объяснения про лишний вес, с которым не живут. «Этот» – Владимир Сидоров, морской офицер, бывший командир военного корабля. А все, кто потом, уже и не назывались. О них не принято говорить. Их имена иногда всплывают, когда родственники, отбыв карантин и не успев попрощаться, отбрасывают страх и начинают рассказывать. А многие и не рассказывают – боятся, что придут оккупанты и добьют остальных.

Так вот, наша задача после войны – восстановить имена всех жертв. Мы не знаем, сколько их. Оккупационный режим скрывает и цифры, и имена, и города. И нам придется найти их всех. И не только имена, но и биографии, и старые фотоснимки, и воспоминания родственников, чтобы после смерти они не стали «бедолагами» и «этими». Чтобы никто не обвинил их в том, что неправильно жили, не то ели, не туда ходили. Чтобы никто не посмел сказать, что их вообще тут никогда не было, и говорить не о ком.

Я не знаю, что это будет – книга памяти, как после прежних войн, фотоальбом, мемориал. Но их имена должны быть сохранены в истории нашей страны. Имена погибших, которых отправили на смерть оккупанты и полицаи. Я знаю, мы справимся. Мы не дадим им раствориться в истории, не оставим их безымянными.

А потом, конечно, сделаем общую фотографию – те, кто выжил. Сдвинемся поплотнее, чтобы заполнить пустоты, займем места мертвых. Помолчим минуту. И свершим правосудие над теми, кто помог создать пустоты на фотографии. С этим списком проблем не возникнет – убийцы не скрывают лиц и имен, им неведом стыд. Они еще не понимают, что придется отвечать за все. Потому что историю не учили и не знают, что после войны всегда бывает трибунал.

Ирина Халип, специально для Charter97.org