Денис «Кит»: Мы встанем на защиту белорусского народа
Интервью с героическим командиром полка Калиновского.
Для многих белорусов главными героями уходящего года стали бойцы полка Кастуся Калиновского, которые сегодня защищают Украину. Во главе «калиновцев» стоит не только первоклассный командир, но и опытный воин Денис «Кит» Прохоров. В свои 26 лет он побывал в самых горячих точках войны в Украине, обучал будущих защитников «Азовстали», ставших известными на весь мир.
В интервью с сайтом Charter97.org Денис «Кит» рассказал о героическом бое в Буче, как готовят бойцов полка Калиновского, а также о планах белорусских добровольцев по освобождению Беларуси.
«Белорусы и украинцы должны объединиться, чтобы защищать друг друга»
— Вы поехали воевать в Украину, когда вам было 18 лет. Расскажите, как приняли такое решение?
— Дело в том, что я очень следил за Майданом. Белорусская молодежь в то время уже была продвинутая и знала, что такое интернет.
На тот момент я понимал, что белорусам не хватает этого стремления к свободе. В 16-17 лет видел, что такое диктатура и режим Лукашенко, читал некоторые книги, даже старался у мамы спрашивать про 90-е годы, про БНР и так далее. Однако понял, что пропаганда Лукашенко очень сильно поработала и все забыли про те времена.
Когда начался Майдан, мне сразу хотелось приехать, однако не получилось, потому что надо было закончить отработку после лицея. Как все знают, у нас в стране обязательная отработка или тебе выпишут большой штраф.
Когда она закончилась, произошла аннексия Крыма и я понял, что поеду не на Майдан, а к своим друзьям в боевое подразделение, возьму оружие в руки и буду воевать. Мне была не безразлична история белорусского народа, а также и украинского. На тот момент я уже считал, что Российская империя снова делает свое черное дело и наши народы должны объединиться, чтобы защищать друг друга. С этими мыслями я взял билет в один конец.
— Вы начинали свой путь в полку «Азов». Почему россияне так боятся этого подразделения?
— Знаете, «Азов» — это большая семья, основная идея которой — идея самой украинской нации, ее культурного и языкового аспекта. Они всегда помнят своих национальных героев. Это такие современные казаки, которые защищают свою территорию, защищают свою нацию от москалей. История «Азова» началась в 2014 году и полк продолжает закаляться все это время.
В этой идее нации нет каких-то шовинистических наклонностей. Она про то, что Украина — это свободная страна, свободная от России, на этом все строится
Для меня «Азов» стал домом, давшим чувство, что ты свой в этой стране, ведь «азовцы» — люди, которые один за одного будут держаться, будут мстить за каждого, кто уходит, героически погибает. Все это чувствуется, когда находишься в коллективе.
Оборона «Азовстали» показала военное мужество, этот казацкий дух. Сейчас уже весь мир не стремится кричать на них: «нацисты». Все поняли их идею нации, они защищали свою страну до последнего.
Для меня, скажу так, «Азов» — это сердце украинской армии. Идея «Азова» воспитала не одну сотню первоклассных воинов. Идея этого воспитания — дисциплина, культурные и исторические аспекты, а также мотивация.
Для меня «Азовсталь» — это попытка уколоть в самое сердце Украины. Не знаю, что еще сказать про «Азов», потому что у меня только теплые мысли. Это подразделение было построено по стандартам НАТО еще в 2015 году. Легендарный полк уже вошел в нашу современную историю, а бой на «Азовстали», насколько мне известно, включен в новый кодекс «Бусидо» как пример мужества и отваги
«Это был последний момент, когда я видел Илью «Литвина» живым»
— Вы вспомнили героическую оборону «Азовcтали». В начале войны была просто невероятная история, когда в Буче вы бились с российскими войсками и даже пришлось вызывать огонь артиллерии на себя. Можете рассказать про этот бой?
— Все началось с подразделения ТРО «Азов». В нем были бывшие «азовцы», ветераны, из батальона еще были ребята. И на этой базе в Киеве объединились разные группы, задача которых была ездить по Киеву и области, участвовать в боях и выбивать врага. В такую группу попали и мы, белорусские добровольцы: я, Илья «Литвин», Леша «Психолог».
И мы, 30-40 человек, поехали сначала на одну миссию, потом на другую и уже третья миссия была оборона Бучи. По данным, которые получила наша группа, мы должны были прийти в Бучу пешком и закрепиться, чтобы встретить технику врага и не дать ей возможность поехать дальше.
Наши две группы закрепились на двух направлениях, где, как мы думали, пойдет техника. Все произошло в один момент, но не на той дороге, на которой ждали. Россияне поехали между гражданскими домами, чтобы нашим ребятам было тяжело вести бой.
Бой начался где-то в 13 или 14 часов 3 марта. Стало понятно, что у них техники больше, чем мы рассчитывали, а у нас около 30–40 человек пехоты и максимум, что у нас есть — это автоматы, пулеметы и пару расчетов РПГ.
Рядом с этим местом стоял отельный комплекс, вилла «Сан Марино» и так получилось, что когда начался бой, начались прилеты с вражеской стороны, мы там закрепились.
Было три варианта: выбегать на открытое поле, которое простреливается, второй вариант — пробовать перебежать дорогу там, где была техника, а третий — закрепиться в гостиничном комплексе и принять бой, надеясь на поддержку и эвакуацию нашей группы. Эвакуация ждала нас, но она была достаточно далеко.
Начался бой и прилеты. Был тяжело ранен в ногу Алексей с позывным «Психолог».
Было чувство, что ты находишься в правильном месте, находишься с теми ребятами, на которых можешь положиться стопроцентно. Это давало определенную уверенность в бою.
Мы с Ильей «Литвином» были расчетом РПГ. Илья после выполненного первого выстрела забежал на перезарядку, перезарядил снаряд и выбежал на улицу снова. Это был последний момент, когда я его видел живым.
Стояло несколько наших гражданских машин, на которых приехали ребята из аэроразведки, еще кто-то. И в эти машины мы напихали битком всех тяжело раненых. Они чудом выехали, пока враг переключил внимание на нас.
Некоторое время мы сидели в этом здании виллы, а потом нам сказали, что есть укрытие. Им оказалось бойлерная в подвале бассейна. Там уже работали наши парамедики.
Я включился в помощь парамедикам, стараюсь помочь одному, второму, третьему. Тогда понимаю, что у меня все это время одна мысль в голове: «Где сейчас «Литвин»?» Я отпросился у своего командира группы, сказал, что хочу найти «Литвина». Все это время, надо понимать, отовсюду летят снаряды большого калибра, прилеты РПГ, танк стреляет просто по этому комплексу. И в таких условиях ребята лежат, им перевязывают раны, а я бегаю по комплексу и кричу: «Литвин, ты где?».
К этому времени уже горела крыша комплекса, верхний этаж сгорел, у меня почему-то были мысли, что он там. Я побежал на второй этаж, забежал немного в пламя, рукой как-то прикрылся, кричал: «Литвин, Литвин», но ничего не услышал в ответ и побежал искать дальше.
И уже когда выбегал, на обратном пути увидел, что кто-то лежит рядом со зданием. Это был Илья. В первые секунды были эмоции, но не такие, что все бросил и кричал. Я схватился за голову, потому что не мог поверить, что это произошло. У нас с 2014 ребята были и в Иловайске, много еще какие горячие точки проходили, но было всегда внутреннее ощущение, что нас обойдет стороной смерть, ничего не произойдет. Тогда я стоял рядом с Ильей и просто не мог поверить в то, что увидел. Затем я предпринял необходимые меры и понял, что Илья — «двухсотый».
Тело нужно было отнести к нашим раненным ребятам, чтобы их забрали вместе на эвакуации. Я попросил двух товарищей мне помочь, мы перенесли его к нашим раненым и ждали дальше.
«Мы просто вызвали огонь артиллерии на себя»
Потом мне сказали занять позиции ближе к краю виллы «Сан Марино», в одном из домиков я наблюдал за направлением из Бучи. Я выглянул в окно и увидел технику с надписью «V» на борту, которая уже просто подходит к краю комплекса, чтобы взять нас в кольцо.
Все это время мы ждали эвакуацию и тут по рации приходит сообщение, что она невозможна «У нас — «200-е», мы встряли в бой и не можем вас забрать, конец связи».
Тогда мы понимаем, что остаемся сами с собой. Ребята, которые меня окружают, возможно, последние, кого я вижу. У всех такая мысль в голове, что мы, скорее всего, тут погибаем.
Когда мы заняли позиции, началась попытка нас выдавить. Я услышал, как ранили моего очень хорошего знакомого из Украины, с которым я также долгое время был знаком, работал вместе — Женя «Стрелок».
Слышу, как он говорит: «Ребята, меня задело. Я — 200-й». Он не перепутал числа, а просто охарактеризовал свое ранение, оно было очень тяжелое — ранение паховой области, там большая артерия и человек может «вытечь» за 30 секунд. Женя специально сказал, что он «200-й», чтобы наш парамедик на него не тратил свои силы. Но наш парамедик сделал все возможное, чтобы стабилизировать его состояние, а затем накрыл «Стрелка» медицинским покрывалом. Он был стабилен все время, пока мы вели бой.
Мы уже договорились вообще не разговаривать, только жестами, чтобы враги подумали, что мы погибли. Все это время наш командир группы становился ближе к выходу, чтобы ловила рация и вызывал артиллерийский огонь на нас, потому что была информация, что мы в кольце и окружены, вокруг нас враги, гул техники уже просто повсюду. Мы просто вызвали огонь артиллерии на ту точку, где находились:«Пуляйте прямо туда — не промахнетесь, тут повсюду враги».
Мы продолжаем бой, держим секторы, заходит наш старший и говорит, что есть хорошие новости. Поднимаем голову, думаем, что за новости, а он говорил: «Я вызвал артобстрел на нас, все хорошо. Держимся». И на тот момент, верите или нет, это были реально очень хорошие новости, потому что то пекло, которое там происходило, не могло поменяться на что-то худшее.
По зданию стреляли противотанковыми ракетами, обрушилось 80% строения, оно просто было разрушено и горело все, кроме кухни, в которой мы сидели.
Помню, как один из наших стоял и через стену в его голову попадает большой калибр. Голова просто как арбуз лопается. Там все эти остатки лежат, а мы держим бой. И ты ждешь, пока «арта» начнет работать. Твой лучший друг погиб. Один, слава богам, уехал. И остается просто держать секторы и все.
В один момент я отработал и мне надо было поменять магазин: сажусь на колено, меняю, начинаю вставать, а в этот самый момент на расстоянии 5-7 или 10 метров прилетает что-то. Я успел отвернуться в правую сторону и принимаю в левую руку три осколка.
Не понял сразу, что ранен, был адреналин: поднимаю китель и вижу, что у меня течет кровь. Сажусь, говорю: «Ребята, я — «300-й» и начинаю себе накладывать турникет, закручиваю.
Первый турникет оказался китайским, он лопается, я вынужден взять второй турникет. Накладываю ниже, замотал руку. Не могу охарактеризовать ранение, но говорю что «легкий» и далее сижу, одной рукой держу сектор.
Рядом со мной лежит раненый парень. Позже я узнал, что его позывной — «Юджин». Наш парамедик сделал все возможное. Я проверил турникеты, но чувствовал, что кровь все равно где-то вытекает. Уже стемнело, мы все время ждали «арту». Я просил «Юджина» сжимать мою руку, мы постоянно разговаривали, чтобы он был в сознании. Со временем хватка его стала слабеть, я решил поддержать его морально. Поблагодарил, что он был с нами. Сказал, что очень горжусь, что знаком с ним, хотя его даже и не знал. Старался его успокоить. Через какое-то время он умер на моих руках.
«В глазах каждого читалось, что мы уже погибли»
Потом начала работать артиллерия. Были попытки российской техники заехать прямо в здание, звук был очень близко. Сидишь, а за стеной в главный холл заезжает техника. Двигатель работает, мы, конечно, замолчали, она постояла и уехала.
Затем снаряд артиллерии прилетает прямо в наше здание. Понимаете, нам было уже по барабану, в глазах каждого читалось, что мы уже погибли. Никто не паниковал, приняли как данность. Когда шли в этот бой, каждый понимал, что это может произойти.
Киев, область, если сейчас дать слабину — конец. Мне очень хотелось кому-то сказать последние слова, поговорить с женой, друзьями, но телефон сел и не было возможности с кем-то связаться.
Когда полностью стемнело, где-то в 11-12 часов, мы после артобстрела долгое время соблюдали тишину. Стоял вопрос, что нужно что-то делать, нельзя продолжать там сидеть. Все понимали, что темнота — наш единственный шанс.
Звуков техники стало меньше, а потом все стихло. У меня были мысли, что они просто заглушили технику, направили стволы на два направления и ждали, пока мы станем выходить.
Ребята с устройствами ночного видения решили сходить на предразведку. Еще за полчаса до этого мы попросили отработать артиллерией, чтобы было какое-то движение. Когда наши бойцы вернулись, то сказали, что мы можем выходить.
Мы берем наших тяжелых раненых, мне достается парень с очень тяжело раненой ногой. Идти было километра два, а нам ребята говорили: давайте еще 500 метров и уже пришли, чтобы нам было морально легче. В один момент парамедик сообщил, что раненый «Стрелок» умер из-за потери крови. Мы спрятали тело, чтобы вернуться за ним.
— Сколько времени вы шли к своим?
— Минут 40-60. Мы ведь делали передышки. Вдоль дороги стояла вражеская техника — заведенная или на «габаритах». Мы шли от нее в 20-40 метрах. Повезло, что ночь была безлунная, было очень темно. Потом нас встретили, мы сели в автобус и уехали.
«Мы готовим бойцов по стандартам НАТО»
— Сегодня вы командуете полком. Как пришло понимание, что нужно создать полноценное белорусское соединение?
— Дело в том, что когда «Литвин» записал обращение ко всем белорусам, мы сражались за Киев и не думали, что будет такой наплыв желающих среди наших. Мы были рады, что люди приезжают, создается рота. Потом количество желающих еще больше выросло и мы поняли, что нужно создавать такие структуры, как центр в Варшаве, где будут принимать заявки и проверять людей.
Осознание, что у нас будет подразделение, пришло лично ко мне через пять дней после того, как я полежал в больнице после ранения. Я сказал, что больше лежать не могу, хочу быть полезным. Пришел назад на базу «Азова» и там уже полностью была сформирована рота из белорусов.
Когда я уезжал в больницу, на базе было около 20 человек, а когда вернулся — рота, человек 70. Все они хотели взять в руки оружие. После ранения я занимался больше инструкторской деятельностью, давал бойцам основы. Потом с нами связываются люди с предложением о контрактной службе при ГУР МО (Главное управление разведки Министерства обороны Украины — Прим.). Единственное условие — чтобы брали именно белорусов.
Мы с этими новостями пришли к руководству «Азова», поговорили, пожали руки и я сказал, что «Азов» — большая семья, но к нам сейчас приезжает очень много белорусов и мы несем за них ответственность. У нас формируется своя семья, которую мы должны сейчас поддержать. Нас услышали, мы пожали руки и я сказал «до встречи на поле боя».
Когда мы перешли на другую базу, сразу всем сказали, что начинаем создавать батальон имени Кастуся Калиновского с контрактной службой и так далее. Со временем поняли, что нужно уже объявлять о создании и формирования полка. Сразу скажу, что я никогда не стремился к власти, чтобы быть главным, командиром.
Понимаете, к сожалению, не каждый из ребят, с которыми мы начинали это движение, выжил. Некоторые бойцы, возглавлявшие группы из которых сформировался сначала батальон, а потом полк, просто выбрали меня командиром. Они сказали: «Нужно, чтобы это был ты».
Тогда было очень важно, чтобы командир мог показать свое лицо на камеру, рассказывать про подразделение, имел боевой бэкграунд и всегда был в контакте с бойцами. На тот момент я был инструктором и постоянно общался с добровольцами. Получается, все эти пункты вобрались во мне. Я согласился и решил попробовать сделать все, что в моих силах, чтобы быть хорошим командиром полка имени Кастуся Калиновского.
— Как опытный военный, как вы оцениваете готовность, навыки полка Калиновского? Насколько сегодня это серьезная сила?
— Мы сразу создали учебную роту, готовились по системе НАТО: дисциплина, владение оружием. Все это взято из того, что я был, повторюсь, некоторое время инструктором в «Азове», обучал новобранцев и тактике, и медицине, и военной дисциплине. Это я и передавал нашим ребятам. Я на 100% уверен, что если мы даем такие же знания, которые давали когда-то воинам «Азова», то из этого будет толк. Эта база показала себя, как мы видим, очень хорошо.
На заводе «Азовсталь» было очень много ребят, которых я знаю. Было время, когда я был у них инструктором. Говорю это сейчас не для того, чтобы себя выделить. Нет, просто у меня была такая работа и многие ребята прошли через «учебку», которой занимались мы, белорусы. Я с уважением относился к каждому новобранцу. То, что мы требовали от них, мы, инструкторы, могли сделать в 2-3 раза лучше.
Так получалось, что парни, которые участвовали в первых боевых задачах, подходили ко мне поговорить с глазу на глаз и благодарили за знания, жали руку и говорили: «Кит», я был на задании и вот в один момент вспомнил, что ты говорил, как себя вести в таких ситуациях. Спасибо, это мне помогло выжить».
Сейчас подготовка бойцов идет на очень высоком уровне. Мы продолжаем методику стандартов НАТО, у нас очень серьезная «учебка». Когда, например, я обучал парней, то это было очень быстро, не было структуры, нужно было готовить здесь и сейчас, как будто завтра уже в бой.
Сейчас же есть больше времени на подготовку. Все спланировано по часам. Все знания даются методично. Мы за это время подготовили инструкторов, которые работают по стандартам НАТО. Сейчас новобранцы проходят очень-очень классный курс молодого бойца. Я на некоторых занятиях присутствую, к примеру — на полевых выходах. Они и на сутки выходят и ночуют в лесу в окопах. Затем едут на усиленный курс по стрельбе, где с ними занимаются уже опытные украинские инструкторы. На огневой подготовке они отстреливают по 1500 патронов на человека за несколько недель.
Сейчас подготовка в учебной роте на очень-очень высоком уровне. Ребята, когда после нее попадают на боевые задачи и в подразделения, получают уже боевой опыт. Мы все понимаем, что стрелять на полигоне — это одно, а на боевой задаче — совсем другое.
Бойцы из нашего батальона «Волат», командир Ян «Беларус», сейчас находятся на Бахмутском направлении, где очень «жарко». Ян говорит, что ребята превращаются уже просто в профессиональных военных. Это очень радостно слышать, потому что именно это и есть одной из наших целей, когда мы говорим о свободе Беларуси.
Бойцы батальона «Литвин» также на профессиональном уровне выполняют поставленные задачи, получают огромный боевой опыт. Командиры батальонов «Литвин» и «Волат» — настоящие профессионалы.
Если говорить о армии Лукашенко и о нас, то нужно понимать, что наши бойцы получают опыт здесь и сейчас, а у белорусской регулярной армии нет никакого боевого опыта. Ведь отучиться в академии и пострелять несколько патронов на полигоне — это же не боевой опыт.
Украина с 2014 года все время воевала. И бойцы, которые находятся в наших подразделениях, также с начала 2022 года только воюют. Они получают знания, которые не получишь ни на одном полигоне.
«Мы встретим лукашенковскую армию в первых рядах»
— Командование Украины говорит о том, что готовится к новому нападению из Беларуси. Если лукашенковские войска ворвутся, готовы ли вы их встретить?
— Готовы. Нужно понимать, что это очень принципиальный вопрос для нашего подразделения. В составе нашего полка — только белорусы, мы уже сейчас работаем, чтобы «отбелить» кровь белорусской нации тем, что стоим на защите Украины. Мы должны будем встретить и уничтожить тех, кто зовется «белорусом», но идет войной против Украины.
Мы показываем, что это ненастоящие белорусы. Настоящие сейчас сражаются вместе с украинцами, а не против. Поэтому для нас это очень принципиальный момент. Существует договоренность с нашим высшим руководством, что как только с территории Беларуси начнется наступление, то нас перебрасывают на это направление. Мы их встретим в первых рядах.
— Каким вы видите освобождение Беларуси?
— Цель нашего подразделения — это, смотря на 2020-ый год, встать на защиту безоружных белорусов, которые стремятся к свободным выборам без Лукашенко. Стать настоящей белорусской армией, которая будет действительно направлена на национальные интересы Беларуси, а не режима Лукашенко.
Свободные выборы станут началом, а потом есть разные виды государства по форме правления: парламентская республика, президентская и так далее, но все это должно быть завязано на демократии.
Я приехал в Украину в 2014-ом году и за восемь лет здесь многое для себя подметил. Например, работу Верховной Рады. Приехав, я сразу почувствовал свободу, которой тут намного больше, чем у нас. Поэтому наша задача — сделать Беларусь страной, где ты можешь думать и чувствовать себя свободно.
Мы встанем на защиту белорусского народа. Много кто говорит, что якобы мы даем присягу украинскому народу. Могу сказать, что это не так. У нас есть внутренний обет подразделения, где мы даем присягу Беларуси. Однако очень важно понимать, что без свободной Украины мы не сможем построить свободную Беларусь.
Сейчас мы продвигаем идею, что без свободной Беларуси Украине будет очень сложно. Путин будет использовать белорусские земли для реваншей, повторного наступления на Киев и так далее.
Подчеркну, наша цель — встать на защиту белорусской нации и получить демократическую, независимую от путинского режима, с нашей культурой, историей и языком, Беларусь в Евросоюзе, в НАТО. Не совковую «Белоруссию», а современную — Беларусь.
— Кем вы себя видите в свободной Беларуси?
— Сложный вопрос. Понимаете, мне тяжело думать, что я буду делать в свободной Беларуси, пока идет война в Украине. У меня похожая ситуация с праздниками. Не могу о них думать, пока идет война, проливается кровь. Не хочется загадывать.
Я делаю свою работу, а там как будет. Не стремлюсь ни к какой должности в Беларуси. Но если белорусский народ так решит, то сделаю все для его пользы. Как бы мне тяжело в этой сфере не было. Сделаю все, что будет в моих силах, чтобы сделать Беларусь сильнее.