Андрей Санников: Путину нужно послать сигнал, что ответом станет удар по Кремлю

Как Западу реагировать на ядерный шантаж двух диктаторов.

Лидер гражданской кампании «Европейская Беларусь» Андрей Санников дал интервью изданию Dziennik Gazeta Prawna (перевод — сайт Charter97.org) — известной польской деловой газете.

Оппозиционный политик и экс-политзаключенный рассказал о белорусских тюремных традициях, условиях содержания в лукашенковских застенках, бунте главы ЧВК «Вагнер» Евгения Пригожина и российском ядерном оружии в Беларуси.

— Что такое арестантский торт?

— Удар по печени — столько в нем жира и сахара. Я познакомился с ним, когда сидел в СИЗО на Володарке, расположенном в Пищаловском замке. Там по дороге в Сибирь сидел Юзеф Пилсудский, сидел и Борис Савинков (в 1904 году убил главу МВД царской России Вячеслава Плеве — ред.).

— Тюрьма с традициями.

— В посылках близкие отправляют заключенным печенье, которое часто приходит покрошенным. Иногда контролеры его специально крошат, чтобы нельзя было есть. Но заключенные изобретательны. Никто ничего не выбрасывает, поэтому эти крошки собирают в пакетик. Добавляют маргарин или масло. Это серьезный ритуал. Сидят, скажем так, двое заключенных, перетирают остатки печенья и сухарей в сладкую крошку. Двое других смешивают маргарин. Третий готовит другие сладости, которые есть под рукой.

Из всего этого складываются два-три слоя торта, покрытых сгущенным молоком. Если делать «по богатому», дополнительно варят сгущенное молоко, обязательно в закрытой банке. Получается такая затвердевшая масса, похожая на каймак или помадку. Сверху выкладывают шоколад, изюм, сухофрукты, орехи. Со свободы можно достать зерна граната или что-то свежее.

— Это не повседневное удовольствие?

— О нет, только по большим праздникам.

— Когда кто-то должен выйти на свободу?

— Если нет подписанного решения об освобождении, это не делается. Иначе — плохое предзнаменование.

— Как преступники относятся к политическим?

— Это зависит от того, как вы себя ведете. Как говорится, вы «за свое» или «за людское». Если вы эгоист, заботитесь только о себе, то к вам будут плохо относиться. Если ты выступешь «за людское», то арестанты это ценят.

В колонии я участвовал в голодовке. Голодовка, как голодовка, длилась 15 минут. Но встала вся колония. Была проблема в столовой. Поднялся в колонию из ШИЗО один «бродяга» (в тюремной иерархии — это ступень выше «мужика», простого заключенного – ред.) и сказал, что надо объявить голодовку в обеденное время. Пришли в столовую около 100 человек, сидели за столами. Раздали кашу. В какой-то момент все встали и с любопытством смотрят, что я сделаю. Я тоже встал. Тут же администрация приказала всем вернуться в бараки. Но проблема в столовой была решена.

— То есть даже там в Беларуси у протеста есть шанс на успех.

— Еще как. В следующий раз Ира (Ирина Халип, журналистка, жена Андрея Санникова — ред.) во время свидания взяла у меня интервью об условиях в колонии. Публикация сильно навредила мне, потому что охранники начали серьезно меня прессовать. Но этот номер газеты ходил из рук в руки по всей колонии. Я заслужил огромное уважение. Было радостно, когда я вышел из карантина (обязательно после попадания в лагерь – ред.) в отряд и слышал крики «Жыве Беларусь».

Некоторые прятали по камерам листовки моей предвыборной кампании. Однажды мне даже принесли радиоприемник, я слушал на нем «Радыё Cвабода» на коротких волнах. Самое главное, как вы себя ведете. Я ничего не скрывал и был честен. Я говорил другим: если вы хотите донести на меня, доносите, я понимаю, что вам что-то за это обломится, но доносите правду, не выдумывайте, потому что тогда и мне, и вам будет хуже.

— Чувствовали ли вы поддержку извне в тюрьме?

— Конечно. Солидарность в 2011 году была огромной. Столько писем, столько людей помогало…

У сына до сих пор полки заполнены плюшевыми игрушками, которые ему приносили. После побоев в заключении я попал в больницу КГБ. Это закрытое место, там обычные лейтенанты не обслуживаются. И женщина, которая там работала, жена какой-то важной шишки из КГБ, проходя мимо меня, прошептала: «Пожалуйста, держитесь».

— В тюремной администрации бывают нормальные люди?

— Естественно. Есть и те, кто боится огласки. Их раздражали комментарии под статьями в СМИ. Люди по фамилии писали об отдельных охранниках. Однажды меня подозвал надзиратель и сказал: «Попроси жену, чтобы нас меньше оскорбляли». Я сказал, что жена не имеет к этому никакого отношения, потому что так к ним относится народ.

«Тюремный телеграф» работает безупречно. Кроме того, в каждой колонии работают вольнонаемные. Они ведь приходят на работу, а затем возвращаются домой. Существует запрет на распространение информации, но ведь у каждого есть коллеги, семья, соседи, разная информация из колонии легко распространяются.

Вот почему сейчас политзаключенные так часто попадают в одиночные камеры. Уже несколько недель нет информации о Бабарико или Николае Статкевиче. Полину Шарендо-Панасюк 18 дней везли из Речицы в Минск, где ее принудительно собираются обследовать в психбольнице. Недавно я разговаривал с Мариной Адамович, женой Николая Статкевича. Для нее хорошая информация даже в том, что муж попал в карцер. По крайней мере, она знает, что он жив.

— Когда вы сидели, в Беларуси было 42 политзаключенных. Тогда казалось, что это много. Сейчас их несколько тысяч.

— В 2020 году произошла революция, которую готовили с 1990-х годов. В 2010 году вспыхнуло восстание, которое власти подавили и посадили две тысячи. Большинство из них вышли через несколько дней. Остальными, 42 политзаключенными, Лукашенко торговал с Западом.

А в 2020 году произошла революция, которая началась с пандемии COVID-19. Лукашенко сделал все, чтобы как можно больше людей погибло. Пенсионеры ему не нужны. Мы призывали к локдауну, но власти ничего не сделали. Число смертей до сих пор скрывается. Люди поняли, что власть их убивает, и начали действовать.

— Почему протесты 2020 года не дали результатов?

— Потому что сначала призывали (люди из окружения Светланы Тихановской — ред.) не выходить на улицы, а затем теми, кто вышел, стала управлять какая-то молодежь из Telegram. Они призывали к бессмысленной беготне по городу. Без влияния КГБ тоже не обошлось.

16 августа в городе фактически не было милиции. Можно было сделать все, что угодно. Взять штурмом тюрьму, занять правительственные здания, телевидение. У меня есть друг, Дмитрий Бондаренко, лучший cпециалист по уличным протестам. Как только он что-то предлагал этим телеграмерам, они делали все наоборот.

— Если бы протестующие действовали более решительно, Кремль отправил бы танки.

— Я слышу этот аргумент уже 20 лет. Ничего подобного не случилось бы.

— Владимир Путин сдал бы Лукашенко?

— Он бы продал его, как и всех остальных. Другое дело, что он постарался бы потом повлиять на развитие ситуации. Впрочем, когда в 70-е гг. поляки начали протестовать, вы ведь не оглядывались на Москву. Если бы Путин вошел, он бы начал оккупацию. И тогда силовые структуры поддержали бы народ. В 2020 году режим фактически отрезал улицу от лидеров сопротивления. Еще до выборов за решетку попали Статкевич, Павел Северинец, Сергей Тихановский. Остались хипстеры, которые понятия не имеют о протестах. И Тихановская, которая в самый ответственный момент уехала из страны. Ей нельзя было этого делать.

— Если бы она осталась, она бы сама отсидела несколько лет, как ее муж или Статкевич.

— Нет, народ защитил бы ее. Никто не знал ее раньше, но люди голосовали за нее. Если бы Тихановская сказала, что ей угрожает опасность, сотни тысяч людей последовали бы за ней в августе. Она заставила бы режим вести переговоры. Только ее отъезд позволил начать репрессии. Потенциал был, марши продолжались до весны 2021 года.

— Сейчас в Беларусь направляется российское ядерное оружие. Путин тем более не отпустит страну.

— Путин показал, насколько он слаб. Не только собственным чекистам, но и китайцам, которые его поддерживали.

Бунт Евгения Пригожина нужно рассматривать с точки зрения тюремной логики.

Это три бандита: Пригожин, Путин и Лукашенко. Пригожин посчитал, что Путин слаб и потребовал убрать идиотов вроде Сергея Шойгу. Путин посчитал, что Пригожин блефует, как и раньше, когда угрожал уйти из-под Бахмута, если не получит боеприпасов. В итоге Путина уже нет. Эту слабость он не смоет с себя. Интересно было наблюдать, как приветствовали «вагнеровцев» в Ростове-на-Дону. Не потому, что они убийцы, а потому что все понимают, что пора заканчивать войну. Хватит гробов. Согласно межвидовой логике, Пригожина теперь должны будут убить. Однажды я поспорил с другом о дальнейшей судьбе Руслана Баширова и Александра Петрова (оперативные имена офицеров военной разведки, пытавшихся убить в Солсбери Сергея Скрипаля – ред.). Он утверждал, что они вот-вот попадут в Думу. Я говорил, что их уберут.

— И кто был прав?

— Никто не слышал о них с тех пор, потому что они провалили задание. Кстати, я не уверен, что в Беларуси действительно появится ядерное оружие. Его негде держать, а ведь я этим занимался (Санников как замглавы МИД вел переговоры о выводе ядерного оружия — ред.).

В Колосове было одно хранилище, но его нельзя быстро вернуть в рабочее состояние. Американцы недавно заявили, что использование этого оружия русскими не исключено. Юрий Фельштинский утверждает, что это произойдет, но оружие будет использовано не против Украины, а против Польши или стран Балтии.

Во время учений «Запад-2009» отрабатывался ядерный удар по Варшаве с прорывом фронта танковыми колоннами в сторону Калининграда, чтобы отрезать балтов от остальной Европы. Но для этого ядерное оружие в Беларуси не нужно. Достаточно того, что находится под Калининградом.

В 2009 году Запад ничего не сделал, а Путину нужно давать по морде в таких ситуациях, потому что он часто блефует. Это повышение ставок, с которым можно справиться. Сигнализировать, что ответом на такое развитие событий станет удар по Кремлю. Американцы сейчас, по крайней мере, внимательно следят за развитием событий. Недостаточно говорить об «озабоченности», и, конечно же, не следует заявлять, как это принято у Запада, что «он никогда что-то не сделает». Лучше помолчать, чем самому обозначать «красные линии».