Железный занавес на востоке

Визит в Беларусь может дать примерное представление о том, как бы мог выглядеть Советский Союз, если бы коммунисты остались у власти.

Крах Советского Союза разделил общину на границе Литвы и Беларуси. Теперь деревня находится на еще более важной границе – между восточной частью Евросоюза и последней диктатурой Европы. Но где люди счастливее?

Станиславу Аленциновичу приходится предпринимать особые усилия, чтобы рассказать его любимой тете Янине последние деревенские слыхи. Он повышает голос, когда выкрикивает ее имя, до тех пор, пока Янина, сгорбившаяся после многих лет работы в поле, не подходит шаркающей походкой к пограничному забору. «Стена», как называет Аленцинович двухметровое железное заграждение, разрезает идиллическую картину цветущих лугов и ароматных лесов. Деревянные дома Аленциновича и его тети разделяет всего 120 метров, но железный забор не дает им встретиться. Он разделяет деревню, где выросли Станислав и Янина, место, где они некогда собирали вместе картошку и морковку, и где они, когда колхоз «Дружба» устраивал свои праздники, вместе ходили на танцы.

Станиславу сейчас 57, а Янине 63. Они родились в Советском Союзе. Сегодня Станислав живет в Литве, а Янина в Беларуси, хотя никто из них не переезжал. Их деревня – случайная жертва великого восстания, которое произошло двадцать лет назад. Сегодня южная ее часть называется Пискуны и принадлежит царству Александра Лукашенко, которого некоторые считают последним европейским диктатором. А северная половина под названием Норвилишкес, является частью западного мира.

Обходные пути и немецкие овчарки

Во время холодной войны никого не заботил и не волновал тот факт, что маленький городок расположен одновременно и на белорусской, и на литовской территории. Но когда Советский Союз распался на пятнадцать независимых государств, на земле были быстро воздвигнуты деревянные блокпосты, для обозначения границы. Поначалу патрули были редкими, а охранники старались смотреть в сторону, когда местные жители контрабандой передавали сигареты или бродили вокруг, собирая чернику. Но когда Литва в 2004 году присоединилась к Европейскому Союзу, был построен новый забор. Тогда все изменилось.

«Иногда я просыпаюсь от лая немецких овчарок, когда наши пограничники осуществляют свое утреннее патрулирование», – говорит Аленцинович.

Он поставил кровать в гостиной своего дома, в окружении мешков с пшеницей. На стене иконы, тут же стоит пыльный телевизор, который сломался уже пять лет назад. Новая граница также отрезала Аленциновича от части его дохода, теперь это часть его земли, которая находится в Беларуси. Он не может возделывать эти поля, и даже акт о собственности не помогает, так как он был выдан еще в 1915 году, когда этот регион еще принадлежал Российской империи. Аленцинович может ходить на другую сторону только, когда граница открыта, а это бывает лишь три раза в году – на Пасху, на День Святой Троицы и на Рождество.

В дргие дни поездка из Норвилишкеса в Пискуны оказывается очень трудоемкой и дорогой. Она требует подачи заявления на визу в районном центре в 30 километрах от города, которая стоит 25 евро (36 долларов) за один переход границы. Ежегодная виза стоит в шесть раз больше, а платить такие деньги почти никто в городке не может себе позволить.

Посещение родственников также проблематично. Когда у Александра Троста, мальчика, который живет в соседнем доме, болят зубы, и он хочет поговорить со своей бабушкой, потому что его папа пьян и не может ему помочь, его единственный выбор – это сделать дорогой звонок по телефону в другую страну. Его бабушка живет по ту сторону границы.

А когда кто-то умирает в Пискунах, гроб должен пройти через официальный контрольно-пропускной пункт в 200 километрах в сторону, чтобы добраться до деревенского кладбища, которое находится в Норвишилкесе. Двадцать лет назад никто из местных жителей не мог предсказать, что в судьбе их деревни произойдет столь решительный поворот.

«Мы не знаем, что произойдет»

Многие из высоких и благородных надежд, которые сопровождали крах Советского Союза, не исполнились. Лишь три из пятнадцати государств, образовавшихся на месте бывшего СССР, являются стабильными демократиями – Литва и ее балтийские соседи Латвия и Эстония. Автократы и их кланы контролируют пять среднеазиатских стран, от Туркмении до Казахстана. Аналогичная ситуация наблюдается и в кавказских республиках – Грузии, Армении и Азербайджане. А Украина все никак не может решить, хочет ли она склониться в сторону России или в сторону Запада.

Два мира представляют собой резкий контраст друг с другом на границе между Литвой и Беларусью: в особенности автократичным государством-наследником Советского Союза и одной из молодых восточноевропейских демократий. И, снова, их разделяет железный занавес.

Тем более удивительным выглядит то, что многие по обе стороны границы тоскуют по Советскому Союзу. «По крайней мере, у нас тогда была работа, а сегодня мы не знаем, что произойдет завтра», – говорит Аленцинович. Через границу, в Беларуси, Геннадий, муж его тети Янины, надеется, что «Путин в один прекрасный день вновь объединит нас», вспоминая о российском премьере. Разве это был не Путин, кто однажды охарактеризовал распад Советского Союза как «величайшую геополитическую катастрофу века?»

Аленцинович, литовец, вечером наносит визит своей соседке Леокадии. Как и все в деревне, 53-летняя женщина живет на то, что дает ее маленькое хозяйство – десяток кур, два поросенка и корова, которая она ласково зовет «Малинка». Она интересовалась остальным миром со времен своей молодости, и позже даже назвала своих собак в честь известных политиков. Одну из ее собак звали Горбачев, «в честь уничтожителя Советского Союза», говорит она.

Старая империя вновь оживает в гостиной Леокадии каждый вечер в семь часов, когда она смотрит новости. Вместо литовского канала она смотрит белорусский и восхищенно слушает своего кумира Лукашенко. Ей нравится смотреть, как он жмет руки заводским рабочим и говорит о солидарности с Кубой и Внесуэлой, и когда ведущий говорит о том, «как белорусский опыт вносит свой вклад в возрождение Ирака». Этот язык напоминает ее детство в Советском Союзе.

На самом деле визит в Беларусь может дать примерное представление о том, как бы мог выглядеть Советский Союз, если бы коммунисты остались у власти. Лукашенко, бывший председатель колхоза, подавляет оппозицию и отдает приказы о закрытии газет с критикой. Но улицы в его стране в лучшем виде, чем в Польше или в России. В колхозах есть современные зерновые элеваторы, в то время как фермерские хозяйства на литовской территории у границы представляют собой лишь руины, после того как не смогли справиться с конкуренцией со стороны Западной Европы, которая может производить молоко и пшеницу дешевле.

То, что осталось от колхоза «Дружба», находится рядом с указателем на Норвилишкес. В лучшие дни в этом хозяйстве было восемьсот коров, но сегодня там только три. Этот упадок помогает объяснить, почему Леокадия, как и большинство из оставшихся с литовской стороны двадцати жителей, предпочли бы сегодня жить в Беларуси, предполагаемом государстве всеобщего благосостояния. На самом деле, говорит она, возвращение старого Советского Союза было бы еще лучше.

Вторая, невидимая граница

Два черных лимузина с ревом проносятся мимо дома, в них новые хозяева деревни едут в замок. Гидрюс Климкевиюс, бизнесмен из Вильнюса, сделал деньги на музыкальных правах после краха Советского Союза. Он восстановил замок, который находится на холме рядом с церковью, и взял его в аренду на 99 лет. Его жена, блондинка по имени Рета, танцует на террасе, к очевидному удовольствию своих гостей. Она региональный менеджер сигаретной компании.

Аленцинович часто бывает в замке, где он выполняет разную разовую работу или ищет, что он может продать. «По крайней мере, мы все были равны в прошлом», – говорит он. Вторая, невидимая граница в этом пограничном регионе, проходит вдоль замка: это граница между новыми, богатыми жителями поселка и его изначальными обитателями. Она подчеркивает отличие между теми, кто извлек преимущества из своей новой свободы, и теми, кто так и не сделал прыжок из прошлого в настоящее и забыл, что государство рабочих и крестьян также было двухклассовой системой.

Климкевиюс, владелец замка, выгуливает своих породистых собак в свете закатного солнца. На участке стоят деревянные скульптуры, оставшиеся от музыкального фестиваля, который он организовывал четыре года назад. «У спонсоров больше нет денег этой осенью», – жалуется он. Его фестиваль назывался Be2gether и был частью внушительного плана, в рамках которого планировалось устроить так, чтобы группы выступали по обе стороны границы. Он даже вел переговоры с Pink Floyd, в надежде, что британская группа исполнит свою эпохальную песню The Wall в Норвилишкесе. «Это новая стена, которая разделяет наш континент, – говорит Климкевиюс, – мы должны снести ее».

Но Pink Floyd не приехали, а фестиваль проводился только на литовской стороне. Но по крайней мере Климкевиюсу удалось убедить белорусские власти разрешить своим гражданам пересечь границу без виз. Тем не менее, они отнюдь не были не под наблюдением. Агенты разведки из Минска установили кронштейны на границе. Оттуда они фотографировали толпу и могли определить, что группа под названием «Ляпис Трубецкой» из Минска исполнила песню «Свобода для Беларуси».

Это был восточноевропейский мини-Вудсток, полный «sex and drugs and rock ‘n’ roll». «Наши мертвые предки на кладбище по соседству перевернулись в гробах», – говорит Анна, пенсионерка, которая некогда была ведущей доильщицей в колхозе «Дружба», а теперь поет в церковном хоре. Она описывает фанатов как «зеленых, фиолетовых и голубых» – защитников окружающей среды, лесбиянок и геев. «Это хорошо, что белорусская молодежь защищена от подобных извращений в Пискунах», – говорит пожилая женщина со вздохом.

«Снести этот убогий забор»

Один из этих молодых людей – ее внучка Вероника, которая в последний раз навещала ее на пасху. 15-летняя девушка занимается греблей, любит носить дизайнерские джинсы и кроссовки, когда приезжает в Литву, товары, которые доступны только в столице Минске, но не в пограничном районе. Вероника устала «побираться, словно нищая», говорит Анна, которая регулярно залезает в свои накопления, чтобы дать денег своей внучке.

Однообразный и серый Норвилишкес оживает на три главных праздника, когда в пограничном заборе открываются маленькие ворота. Ровно в 10 утра литовские пограничники подъезжают на место в своих японских внедорожниках и поднимают флаги своей страны и Евросоюза. Белорусы подъезжают в старом и расшатанном военном автобусе.

В эти дни Аленцинович забывает о своем хозяйстве, принаряжается, надевает свое старое пальто, одевает ремень для поддержки своих засаленных брюк и идет к дому своей тети в Пискунах. Он приносит ей шоколадки, а Янина наливает водку и нарезает ветчину, сделанную из одного из ее поросят. Аленцинович ждет-не дождется, когда сможет поесть вкусного белорусского хлеба своей тети.

Он жалуется на свое правительство в Вильнюсе, пока Геннадий, муж его тети, протестует против властей в Минске. В последнее время стало ясно, что ситуация в Беларуси также совсем не такая благоприятная, как казалось. Страна погрязла в кризисе. «Наши деньги теряют свою стоимость быстрее, чем сгорает метеорит», – говорит Геннадий.

Шкаф в его гостиной наполнен запасенными товарами, включая несколько коробок белорусских сигарет «Прима», которые продаются примерно по 10 евроцентов за пачку. Аленцинович предлагает своим родственникам британские сигареты Kent, которые он принес с собой, и в этот короткий момент смакует свою роль богатого родственника с Запада, знающего, что Геннадий живет на свою скудную пенсию в 260 тысяч белорусских рублей в месяц, а это меньше 40 евро.

Вечер настает быстрее, чем они успевают его заметить, и для Аленциновича наступает время возвращаться на границу. Два человека начинают чувствовать тоску, впадая в меланхоличное состояние, сейчас, когда алкоголь сделал их немного смелее, чем обычно. «Выпьем», – говорит Геннадий в подобные такому моменты, «а потом мы пойдем к границе и снесем этот убогий забор вместе».