Он давно уже не с нами

Не тревожьте, пожалуйста, Александра Григорьевича.

Не зовите, не обвиняйте, не осуждайте. Апеллировать к Александру Лукашенко бессмысленно. Даже не потому, что плевать он хотел на людей, а потому, что он все равно ничего не услышит. Туда, где сегодня живет, не долетают звуки внешнего мира. И это правильно – зачем нужны раздражители в прекрасном уютном мире, где поселился Александр Григорьевич?

Тот мир действительно прекрасен. В нем все гармонично: нет ни войн, ни безработицы, ни нищеты, ни диктатур. По вечерам к его главному обитателю заходит пропустить по стаканчику Илон Маск. Со свойственным молодости максимализмом распекает хозяина уютного мира: да что ж ты, дед, позоришься на мотике, давай я тебе нормальную тачку подгоню, соответствующую статусу. Григорьич добродушно ворчит: да зачем мне твой драндулет электрический, мне и так хорошо, – но упрямый Илон (э-эх, молодость!) все равно привозит прямо к дому свой электрический драндулет, потому что знает: тут нужно настоять на своем, а то ведь хлебосольный хозяин вообще все раздаст и без порток останется.

А утром Александр Григорьевич начинает звонить по знакомым, искать блат в торговле, потому что Мелания Трамп специально прилетела за белорусским льном и уже несколько дней бегает по городу с криками «где купить?». А ей все не везет и не везет: как ни встанет в очередь, непременно какая-нибудь впереди стоящая тетка гаркнет «за мной сказали не занимать!». Или вообще прямо перед носом весь товар закончится, хоть Мелания и будет просить, чтобы не более двух изделий в одни руки. Но обязательно ведь просочится мимо очереди подружка заведующей или племянница старшего кассира – и все, не достанется. Так что придется Александру Григорьевичу поднимать старые связи, просить завбазой отложить для Мелании пару скатерок и полотенец: для друзей ведь ничего не жалко. Да и мужик у Мелании тоже правильный, настоящий: пришел вчера в гости, пока жена по магазинам бегала, всплакнул над стихами Быкова, а потом честно признался: сил больше нет в Вашингтоне жить. Климат ужасный, Потомак вонючий, мексиканцев больше, чем эфиопов, а в Белом доме прислуга ложки ворует. Так что хорошо бы столицу перенести в Минск: улицы чистые, мексиканцев нет и все дорогу на зеленый свет переходят. Неохота, конечно, американцам границу открывать, так ведь другу тоже не откажешь. А и ладно – в тесноте, да не в обиде. Поместимся, конечно, – в крайнем случае поселим американцев на антресолях. Если, конечно, народ не возмутится. Может, не стоило дояркам по 800 долларов платить? Обнаглели бабы сразу же, уверенность в завтрашнем дне почувствовали… Да ладно, денег-то в стране куры не клюют.

Ах да, куры. Как можно было забыть о курах? Как всякий щедрый человек, наш Григорьич всегда помогает бедным. Вот есть, к примеру, богадельня на Ваупшасова. Там живут одинокие пенсионеры и инвалиды. О чем они мечтают? Да конечно, о том, чтобы по двору богадельни куры бегали! Что может быть прекраснее для одинокого инвалида, чем куриный помет под ногами? Рачительному хозяину Александру Григорьевичу чаяния народа близки, он все понимает. И отправляет в богадельню сына Николая не с какими-то левыми курами, на базаре купленными, а с собственными, лично выведенными. Во время селекторных совещаний, когда никто не видит, он высиживает яйца. Одно совещание – одно поколение цыплят. Потом их еще надо вырастить. А заодно – вырастить девушек, которые вместе с Николаем доставят ценный подарок в богадельню на радость инвалидам. Скоро собственноручно высиженные куры оптичат все богадельни страны. Но проект масштабный, одному не справиться, – придется яйца еще и министрам подкладывать. И пусть высиживают, ведь в этом прекрасном мире, где страной-совершенством, а заодно и всем миром правит мудрый и щедрый Александр Григорьевич, у них нет никаких иных забот.

Я не знаю, в какой исторический момент он покинул нас окончательно. Когда Скорину в Питер отправил? Или когда похоронку на убитого на войне отца получил? А может, когда Горбачев из Кремля звонил, чтобы посоветоваться? Не знаю. Да это и неважно. Важно, что там он создал свой собственный прекрасный мир, откуда возвращаться не хочется. Не тревожьте, пожалуйста, Александра Григорьевича. Не пытайтесь вернуть его в наш мир. Да он и не вернется. Некогда. Вот опять Явлинский с тетрадкой на пороге топчется. Снова просит что-то отредактировать, школяр легкомысленный.